Неточные совпадения
С каждым годом притворялись окна в его доме, наконец остались только два, из которых одно, как уже видел читатель, было заклеено бумагою; с каждым годом уходили из вида более и более
главные части хозяйства, и мелкий взгляд его обращался к бумажкам и перышкам, которые он собирал в своей комнате; неуступчивее становился он к покупщикам, которые приезжали забирать у него хозяйственные
произведения; покупщики торговались, торговались и наконец бросили его вовсе, сказавши, что это бес, а не человек; сено и хлеб гнили, клади и стоги обращались в чистый навоз, хоть разводи на них капусту, мука в подвалах превратилась в камень, и нужно было ее рубить, к сукнам, холстам и домашним материям страшно было притронуться: они обращались в пыль.
Датчане завели нас к себе и непременно хотели угостить
главным капским
произведением, вином.
Симон Картинкин был атавистическое
произведение крепостного права, человек забитый, без образования, без принципов, без религии даже. Евфимья была его любовница и жертва наследственности. В ней были заметны все признаки дегенератной личности.
Главной же двигательной пружиной преступления была Маслова, представляющая в самых низких его представителях явление декадентства.
Признавая
главным достоинством художественного
произведения жизненную правду его, мы тем самым указываем и мерку, которою определяется для нас степень достоинства и значения каждого литературного явления.
Говоря о лицах Островского, мы, разумеется, хотели показать их значение в действительной жизни; но мы все-таки должны были относиться,
главным образом, к
произведениям фантазии автора, а не непосредственно к явлениям настоящей жизни.
Главное дело в том, чтоб он был добросовестен и не искажал фактов жизни в пользу своих воззрений: тогда истинный смысл фактов сам собою выкажется в
произведении, хотя, разумеется, и не с такою яркостью, как в том случае, когда художнической работе помогает и сила отвлеченной мысли…
Стоя у себя в кабинете, он представил каждую сцену в лицах; где была неясность в описаниях, — пояснил, что лишнее было для
главной мысли — выкинул, чего недоставало — добавил, словом, отнесся к своему
произведению сколько возможно критически-строго и исправил его, как только умел лучше!
Главным образом его возмутило то, что самому-то ему показалось его
произведение далеко не в таком привлекательном свете, каким оно казалось ему, когда он писал его и читал на первых порах.
— Какая же, по-вашему,
главная мысль в этом
произведении?
—
Главное, все это высокохудожественно. Все эти образы, начертанные в «Илиаде», по чистоте, по спокойствию, по правильности линий — те же статуи греческие, — видно, что они
произведение одной и той же эстетической фантазии!.. И неужели, друг мой, ты ничего этого не знаешь? — спросил ее в заключение Павел.
— Да, это одно из самых пылких и страстных его
произведений, но меня, кроме уж
главного ее сюжета — любви… а кому же любовь не нравится? (Неведомов при этом усмехнулся.) Меня очень манят к ней, — продолжал он, — некоторые побочные лица, которые выведены в ней.
— Мое мнение? У вас слишком много описаний… Да, слишком много. Это наша русская манера… Пишите сценами, как делают французы. Мы должны у них учиться… Да, учиться… И чтобы не было этих предварительных вступлений от Адама, эпизодических вставок, и вообще
главное достоинство каждого
произведения — его краткость. Мы работаем для нашего читателя и не имеем права отнимать у него время напрасно.
Все отрасли промышленности, все ремесла, имеющие целью удовлетворять «вкусу» или эстетическому чувству, мы признаем «искусствами» в такой же степени, как архитектуру, когда их
произведения замышляются и исполняются под преобладающим влиянием стремления к прекрасному и когда другие цели (которые всегда имеет и архитектура) подчиняются этой
главной цели.
Как ни сильно влияние всех этих обстоятельств, не в них, однако же,
главная причина мимолетности
произведений искусства — она заключается во влиянии на них вкуса эпохи, почти всегда влиянии модного настроения, одностороннего и очень часто фальшивого.
В наше время принято смеяться над украшениями, не проистекающими из сущности предмета и ненужными для достижения
главной цели; но до сих пор еще удачное выражение, блестящая метафора, тысячи прикрас, придумываемых для того, чтобы сообщить внешний блеск сочинению, имеют чрезвычайно большое влияние на суждение о
произведениях поэзии.
В доказательство напомним о бесчисленном количестве
произведений, в которых
главное действующее лицо — более или менее верный портрет самого автора (например, Фауст, Дон-Карлос и маркиз Поза, герои Байрона, герои и героини Жоржа Санда, Ленский, Онегин, Печорин); напомним еще об очень частых обвинениях против романистов, что они «в своих романах выставляют портреты своих знакомых»; эти обвинения обыкновенно отвергаются с насмешкою и негодованием; «о они большею частью бывают только утрированы и несправедливо выражаемы, а не по сущности своей несправедливы.
Конечно, Шиллер более Гёте имел симпатии к романтическому; но
главная его симпатия была к современности, и последние, самые зрелые его
произведения чисто гуманические (если допустите это название), а не романтические.
Неподвижно, с отверстым ртом стоял Чартков перед картиною, и, наконец, когда мало-помалу посетители и знатоки зашумели и начали рассуждать о достоинстве
произведения и когда, наконец, обратились к нему с просьбою объявить свои мысли, он пришел в себя; хотел принять равнодушный, обыкновенный вид, хотел сказать обыкновенное, пошлое суждение зачерствелых художников, вроде следующего: «Да, конечно, правда, нельзя отнять таланта от художника; есть кое-что; видно, что хотел он выразить что-то; однако же, что касается до
главного…» И вслед за этим прибавить, разумеется, такие похвалы, от которых бы не поздоровилось никакому художнику.
Главное дело, что Домна Платоновна была художница — увлекалась своими
произведениями. Хотя она рассказывала, что все это она трудится из-за хлеба насущного, но все-таки это было несправедливо. Домна Платоновна любила свое дело как артистка: скомпоновать, собрать, состряпать и полюбоваться делами рук своих — вот что было
главное, и за этим просматривались и деньги, и всякие другие выгоды, которых особа более реалистическая ни за что бы не просмотрела.
Теперь мы знаем
главные события жизни Кольцова и важнейшие особенности его поэзии. Полнейшее знакомство с нею должно быть продолжаемо чтением его
произведений. Мы же, после всего сказанного нами, можем прийти к следующим заключениям.
В это благословенное время от двух до трех часов пополудни, которое может назваться движущеюся столицею Невского проспекта, происходит
главная выставка всех лучших
произведений человека.
В новой повести г. Тургенева мы встречаем другие положения, другие типы, нежели к каким привыкли в его
произведениях, прежнего периода. Общественная потребность дела, живого дела, начало презрения к мертвым, абстрактным принципам и пассивным добродетелям выразилось во всем строе новой повести. Без сомнения, каждый, кто будет читать нашу статью, уже прочитал теперь «Накануне». Поэтому мы вместо рассказа содержания повести представим только коротенький очерк
главных ее характеров.
Поставляя
главной задачею литературной критики — разъяснение тех явлений действительности, которые вызвали известное художественное
произведение, мы должны заметить притом, что в приложении к повестям г. Тургенева эта задача имеет еще особенный смысл.
Я бы хотел здесь поговорить о размерах силы, проявляющейся в современной русской беллетристике, но это завело бы слишком далеко… Лучше уж до другого раза. Предмет этот никогда не уйдет. А теперь обращусь собственно к г. Достоевскому и
главное — к его последнему роману, чтобы спросить читателей: забавно было бы или нет заниматься эстетическим разбором такого
произведения?
Повести г. Плещеева не выходят из уровня, который установился вообще для
произведений той школы беллетристов, которую, пожалуй, по
главному ее представителю, мы можем назвать тургеневскою.
Все это я лично оценил вполне только после его смерти, когда стал изучать его
произведения на досуге вплоть до самых последних годов, когда в Москве и Петербурге два года назад выступил впервые с публичными лекциями о Герцене — не одном только писателе-художнике, но,
главным образом, инициаторе освободительного движения в русском обществе.
Одно из
главных его
произведений называется «Бог и государство».
Жюль, по уверению Эдмона, отличался необычайной восприимчивостью ко всему художественному; он не переставал жить артистическим интересом, постоянно набрасывал что-нибудь, делал эскизы, а
главное, читал по истории искусства, изучал классические
произведения, собирал всевозможные вещи, характерные для разных эпох.
И несмотря на то, что сознание видит само себя и весь бесконечный мир и судит само себя и весь бесконечный мир, и видит всю игру случайностей этого мира, и
главное, в противоположность чего-то не случайного, называет эту игру случайною, сознание это само по себе есть только
произведение мертвого вещества, призрак, возникающий и исчезающий без всякого остатка и смысла.
Но ни на одном из лиц Шекспира так поразительно не заметно его, не скажу неумение, но совершенное равнодушие к приданию характерности своим лицам, как на Гамлете, и ни на одной из пьес Шекспира так поразительно не заметно то слепое поклонение Шекспиру, тот нерассуждающий гипноз, вследствие которого не допускается даже мысли о том, чтобы какое-нибудь
произведение Шекспира могло быть не гениальным и чтобы какое-нибудь
главное лицо его в драме могло бы не быть изображением нового и глубоко понятого характера.
Главное же то, что, усвоив то безнравственное миросозерцание, которое проникает все
произведения Шекспира, он теряет способность различения доброго от злого. И ложь возвеличения ничтожного, не художественного и не только не нравственного, но прямо безнравственного писателя делает свое губительное дело.
Второе условие тоже, за исключением ведения сцен, в котором выражается движение чувства, совершенно отсутствует у Шекспира. У него нет естественности положений, нет языка действующих лиц,
главное, нет чувства меры, без которого
произведение не может быть художественным.
Речи, как бы они ни были красноречивы и глубокомысленны, вложенные в уста действующих лиц, если только они излишни и несвойственны положению и характерам, разрушают
главное условие драматического
произведения — иллюзию, вследствие которой читатель или зритель живет чувствами действующих лиц.
Меня всегда интересовал вопрос: как крупный писатель-художник работает, как ему дается то, что называется письмом, пошибом. Автор «Обломова» давно уже, с самого появления этого романа, считался сам Обломовым. Про него все уверенно говорили как про человека, чрезвычайно ленивого и,
главное, кропотливого. Это поддерживалось тем, что он выпускал свои
произведения в такие пространные промежутки; не сделал себе привычки писать постоянно и сейчас же печатать написанное.
При императоре Петре I, с изменением, происшедшим в понимании русских людей, «скаски» вдохновенных бродяг потеряли свое значение в обществе: невежественные люди ими еще интересовались, но петровские грамотеи, ознакомившиеся с лучшими
произведениями, перестали интересоваться «бродяжными баснями». А
главное, деловитый царь не любил потворствовать глупостям, и «скасочников» прямо стали называть неучтиво «бродягами» и бить батогами.